«Я не виноват, желал добра…»

Говорят в публике, что хирурги режут больных без всяких волнений, режут спокойно и спокойно относятся к исходам своих операций. Если бы кто-нибудь влез когда-нибудь в душу хирурга, берущего на себя ответственность за все последующее, то этот человек нашел бы для себя нечто неожиданное. Вспоминаешь бессонные ночи, когда ворочаешься из стороны в сторону и все думаешь, все думаешь: как бы лучше сделать операцию, как бы не повредить? Кто из хирургов не испытывал во время операции величайшее напряжение, чувство боязни, чувство отчаяния за жизнь больного…

В. А. Оппель

Впервые о «несчастном Коломнине» я узнал лет сорок назад из «Записок врача» Вересаева, который писал, что в то время пресса, и не только медицинская, была переполнена «как правдой, так и ложью об этой ужасной катастрофе». Многие видные деятели отечественной медицины, включая С. П. Боткина, считали своим долгом высказаться по этому поводу. Сейчас эта история вновь приобрела актуальность в связи с дискуссией — впрочем, надуманной. Доморощенные теоретики пытаются нам доказать, что индивидуальный опыт врача выше всякой доказательной медицины. Но вот как раз С. П. Коломнин за такой «индивидуальный опыт» и поплатился жизнью, хотя был опытным хирургом и новатором в медицине. Эмпирия остается эмпирией и всегда непредсказуема и опасна…

Вкратце суть дела такова. Во время амбулаторного приема в конце октября 1886 года к ординатору С. П. Боткина обратилась некая г-жа Шенявская, молодая женщина, жена офицера, приехавшая в Петербург издалека. После осмотра ее направили к профессору ВМА известному хирургу С. П. Коломнину. При осмотре он обнаружил у больной «туберкулезную (по его мнению — Н.Л.) язву прямой кишки величиной с пол‑ладони» и рекомендовал оперативное лечение, которого и добивалась исстрадавшаяся больная. Учитывая, что пациентка была «слабого телосложения, болезненная и нервная» (видимо, и «с прибабахом», поскольку дважды пыталась отравиться фосфором!), Коломнин решил не прибегать к наркозу эфиром или хлороформом (методика применения которых, хотя и примитивная, но уже существовала), а оперировать под местной анестезией кокаином, тогда еще только входившим в медицинскую практику. Собственного опыта у Коломнина не было, а согласно данным европейских хирургов дозы кокаина при анестезии могли быть довольно значительными: 80-96 гран в мочевой пузырь и 48 гран в прямую кишку. Напомню, что 1 гран = 62,5 мг. С. П. Коломнин внимательно ознакомился с доступной литературой и проконсультировался с профессором фармакологии ВМА Петром Петровичем Сущинским (1842–1907). Последний считал допустимой дозу в два грана (?!), хотя незадолго до этого французский хирург А. Делляфос (A. Dellafouse) применил в аналогичном случае 48 гран кокаина «без дурных последствий». Тем не менее «Коломнин был осторожен — в его присутствии ассистент ввел шприцом (в виде клизмы) 5 % раствор кокаина в дозе 6 гран трижды. Но больная чувствовала боль, и было введено еще 6 гран (всего 24 грана = 1,5 грамма — Н. Л.). Анестезия, вероятно, не была полной — больная все время стонала. Было произведено выскабливание язвы и наложен тампон со стерильным маслом». Операция прошла как будто благополучно, хотя пульс у пациентки был учащен, ее перенесли в палату. Однако через 45 минут больная внезапно потеряла сознание, пульс стал слабеть, возникло диспноэ, появился цианоз лица и рук… Вызванный Коломнин«признал отравление кокаином». Все доступные тогда меры — искусственное дыхание (типа Сильвестра), фарадизация, эфир и мускус подкожное, аммиак внутривенно, трахеотомия и введение через трахеотомическую трубку кислорода и амилнитрита — эффекта не дали. Консультация П. П. Сущинского оказалась бесполезной, и спустя два часа больная погибла, так и не придя в себя… Вскрытие показало, что операция была произведена без дефектов, но прозектор обнаружил паренхиматозные изменения в печени, почках и селезенке больной. Диагноз туберкулеза, по словам С. П. Коломнина, не подтвердился… Винивший себя в смерти пациентки Коломнин через пять дней после трагедии застрелился… Все были поражены трагическим финалом и искали различные объяснения случившемуся, ведь если бы все хирурги так реагировали на смерть больного, то мир остался бы без врачей! Ответ, как мне кажется, лежал в личности С. П. Коломнина.

…Сергей Петрович Коломнин родился в 1842 году в Петербурге, в семье П. А. Коломнина, впоследствии управляющего конторой Императорского банка в Архангельске. С трех лет Коломнин жил в этом городе. В семье было 10 детей, но условия были вполне благоприятные. Отец хирурга был человек замечательной доброты и неистощимой веселости. Мать, пережившая сына, была всецело предана семье. Откуда взялась у Сергея Коломнина мизантропия и депрессивность? Он получил хорошее воспитание, во время учебы в гимназии проявил себя очень способным, крайне ответственно относился к своим обязанностям. В 1859 году он окончил гимназию (как и следовало ожидать, с золотой медалью) и поступил в Медико-хирургическую академию в Петербурге. Однокашники вспоминали о нем как «о юноше с какими-то безнадежными и в то же время настойчивыми глазами». Спокойный и сдержанный, он в то же время чутко реагировал на всякую неправду, пошлость и фальшь, а обладая незаурядным остроумием, тонко подмечал в людях слабые стороны и часто обнаруживал злой язык. Кроме медицины, он увлекался… Ф. Достоевским и А. Шопенгауэром (!). Сосредоточенность, часто носившая мрачный характер, «старообразность», склонность к резонерству выделяли Коломнина из буйного и свободолюбивого студенческого сообщества. Таких людей обычно недолюбливают, невзирая на академические успехи… После окончания курса примерно учившийся Коломнин был оставлен в клинике А. А. Китера — даровитого ученика Н. И. Пирогова. После трех лет ординатуры в 1869 году Коломнин защитил докторскую диссертацию «О восстановлении кровообращения у человека после перевязки больших артериальных стволов». Но все испортила его  неуживчивость и колкость: после полемики с оппонентом тот продержал у себя диссертацию более года, и Коломнин не смог поехать в заграничную командировку. В 1871 году его утвердили в звании приват-доцента, но вот на должность профессора кафедры теоретической хирургии его кандидатуру не поддержал военный министр (не без чьей-то подачи, разумеется). В 1872 году уязвленный Коломнин перешел на должность доцента кафедры теоретической хирургии университета Св. Владимира в Киеве, что, конечно, было понижением: из петербуржца стал «кыяном». Характер его не меняется: это сочетание мучительных размышлений над каждым своим шагом, над каждой операцией, над каждой статьей, обостренное чувство правды, сарказм и желчность по отношению к противникам, которых, надо полагать, у него было немало. Строго научное направление деятельности и превосходные качества преподавателя заслуживали, несомненно, профессорского звания, но именно особенности характера, а не «академические приемы подковерной борьбы» стали причиной того, что его кандидатуру министр снова отклонил в 1874 году... Это, как пишет биограф, не могло не отразиться на психическом состоянии Коломнина, тем более что у него отобрали и руководство хирургической клиникой. Желчность и сарказм от этого только возросли, но усилилась и неуверенность в себе, и мучительное самопережевывание… Это сказалось и на оперативной технике: оперируя анатомически, красиво,Коломнин был медлителен, «копался».

Ссылка на оригинал: http://uzrf.ru/publications/istoriya_i_bolezni/Nikolay-larinskiy-ya-ne-vinovat-jelal-dobra/