Сайт доктора Богданова

По мнению историков, довоенный Ленинград в отношении снабжения продуктами был городом  значительно более благополучным, чем любой другой, кроме Москвы. Второй по величине город СССР, крупный промышленный центр, производившей около 30% продукции страны, город-порт, в который приезжали иностранцы, был «лицом Страны Советов», «городом Ленина», «колыбелью революции».

Отсюда внимание к снабжению продуктами и промышленными товарами. Это кажущееся благополучие было серьезно поколеблено во время войны  с Финляндией 1939-40 года, когда быстро возникший ажиотажный спрос смел с полок все, что можно было купить в свободной торговле. Мало того, началось массовое изъятие населением вкладов в сберегательные кассы и предъявление к оплате облигаций государственного займа. Потребовалось несколько месяцев усилий местных органов власти, чтобы стабилизировать продовольственный рынок огромного города. Выводов из этого сделано не было.

После 22 июня 1941 года, когда Ленинград сразу стал городом прифронтовым, в условиях паники и неразберихи не было с первых дней введено нормирование продуктов питания. Никто не верил, что война всерьез и надолго! А.А.Жданов, несмотря на наличие в городе огромного количества складских помещений и зданий, которые можно было для этих целей использовать (спортивные сооружения, музеи, торговые здания, терминалы порта и т.д.), просил И.В.Сталина (судя по воспоминаниям А.И.Микояна) не направлять в Ленинград продовольствие, эвакуируемое из областей СССР, находящихся под угрозой немецкой оккупации! А между тем, уже 1 июля 1941 г. положение с запасами зерна было крайне напряженным: на складах «Заготзерна» и мелькомбинатах имелось муки и зерна 7 307 тонн. Это позволяло обеспечить Ленинград мукой на две недели, овсом на три, крупой на два с половиной месяца.  Правда, с  начала войны был прекращен экспорт зерна через ленинградские портовые элеваторы. Его остаток на 1 июля увеличил хлебные запасы на 40 625 тонн. Одновременно были приняты меры к возврату в Ленинградский порт направляющихся в Германию и Финляндию пароходов с экспортным зерном. Всего в Ленинграде с начала войны было разгружено 13 судов с 21 922 т зерна и 1 327 т муки. Но это, как показали дальнейшие события, был мизер. Вторым осложняющим моментом было то обстоятельство, что население, убегая от немцев в Ленинград, не поняло, что оно попадает в огромную мышеловку, а объяснить это власть не могла (мы же всех малой кровью на чужой территории разобьем!). Беженцы оказались иждивенцами. Они получали ничтожное количество хлеба и были обречены на смерть в первую очередь!

В первые дни войны, в Ленинграде  возникли огромные очереди у магазинов, люди пытались сделать хоть какой-то запас продуктов. Память о голоде во время гражданской войны была еще свежа. Хотя, как всегда в нашей стране, бедные «имели наименьшее право на пищу». В Ленинграде решающим фактором выживания стало владение продовольственной карточкой… Захват немецкими войсками, 8 ноября Тихвина, когда они перерезали железную дорогу, по которой к Ладожскому озеру доставлялось продовольствие, стал прологом трагедии Ленинграда… Пожар на Бадаевских складах № 3 и №10, во время которого сгорели 3000 тонн ржаной муки (приблизительный запас на 8 дней) вопреки общему мнению, решающей роли уже не сыграл. Голод и без этого  стал реальностью. Со 2 сентября по 19 ноября 1941 года норма отпускаемого по карточкам хлеба уменьшилась в 4 раза, а другие продукты исчезли совсем…

Заболевания, связанные с голодом, встречались во многих странах в разное время. Но до 1915-16 годы, когда в Германии появились массовые случаи заболеваний, связанных с недоеданием, клиника их не была четко описана. Развитие отеков, как основного симптома болезни, заставляло врачей того времени считать, что речь идет о своеобразной форме нефрита, а эпидемический характер распространения и развитие часто после острой инфекции (чаще всего – дизентерии) делали логичным предположение об инфекционном характере болезни. Возникла идея об особой, «отечной болезни». Ее еще называли «голодная болезнь», «безбелковый отек», «голодный отек», «военный отек». Но ситуация в Ленинграде, ценой чудовищных жертв, расставила все по своим местам.

Группа ленинградских врачей, под руководством выдающегося советского терапевта, профессора Михаила Васильевича Черноруцкого (1884-1957)предложила термин «алиментарная дистрофия». Термин стыдливо должен был прикрывать другой, который в стране социализма считался неприемлемым, клеветническим и придуманным «врагами народа» - голодная смерть! Первые пациенты с алиментарной дистрофией появились в больницах Ленинграда в начале ноября 1941 года, а первые смерти от нее начались в середине ноября. В декабре количество госпитализированных больных алиментарной дистрофией увеличилось приблизительно в десять раз. После прорыва блокады было подсчитано, что в январе 1942 года среднестатистический ленинградец в день получал 300 граммов хлеба, 11 граммов муки, 46 граммов макарон или крупы, 26 граммов мяса, 10 граммов жиров, 5 граммов кондитерских изделий, 1 грамм сухофруктов и 47 граммов овощей! Именно январь стал пиком, квинтэссенцией трагедии…Жестокий голод (калорийность максимально составляла 707 ккал в сутки!), холод (выработка электроэнергии составляла лишь 16,5% от довоенного уровня, а остатки топочного угля были вывезены из котельных жилых домов и больниц на 2-ю ГЭС Ленинграда). К слову сказать, только 16,7% жилых домов имели центральное отопление, а остальные отапливались печами, газ был только в 25 тыс. квартир, 242351 человек проживали в общежитиях, которые тоже не отапливались. Общественный транспорт ходить перестал, Но самое главное - население испытывало жуткий стресс - с июня 1941 по октябрь 1943 года было объявлено 612 воздушных тревог, от бомбежки и артобстрела погибло 16747 и было ранено 33782 человек. Все это создавало обстановку апокалипсиса…

Почти полное голодание приводило к быстрому формированию тяжелых степеней дистрофии, напоминающих, по словам М.В.Черноруцкого, «наиболее выраженные формы болезни Симмондса или болезни Аддисона». Заболевание развивалось за четвертый-шестой недели голодания, реже за второй-третьей.«…когда остановка трамвайного движения добавила к обычной, ежедневной трудовой нагрузке еще два-три часа пешеходного марша (и часто с грузом топлива) до места жительства и к месту работы, это обусловило необходимость дополнительного расхода калорий. После израсходования резервов организма (в виде подкожно-жирового сала) дополнительная маршевая нагрузка вела к ослаблению мышечной системы, к ослаблению сердечной мышцы и очень часто к наступлению развязки - смерть от упадка сердечной деятельности, от паралича сердца, от обморочных состояний и замерзанию в пути…»,- пишет исследователь проблемы. Ленинградцы оказались между Сциллой голодного пайка и Харибдой огромных физических и психических нагрузок. Быстрее дистрофия возникала у мужчин и подростков астенического телосложения. В это время  развивалась кахектическая, «сухая» форма дистрофии с летальностью 85-90%. Если больные доживали до госпитализации, то они производили «впечатление еле живых существ, почти не реагирующих на внешние раздражители  («живой труп»). Госпитализация уже не спасала их от голодной (гипогликемической) комы (сахар крови до 20-25 мг% по Хагедорну-Йенсену!). Для 90%-сутки, для 10% - неделя были отведены для жизни, даже в условиях стационаров….

Начиная с марта 1942 года и до августа, калорийность питания стала повышаться, заработал общественный транспорт, стало тепло. Темп развития алиментарной дистрофии замедлился, и она стала протекать подостро. Здесь уже у 80% больных возникала отечная форма болезни. Появились «отечные» и «отечно–асцитические» формы страдания, особенно на фоне дизентерии. Одновременно, значительное распространение получила цинга, протекавшая, к счастью, в мягкой форме, острая и хроническая пеллагра, алиментарно-авитаминозные полиневриты, симптомы аддисонизма… Анемия, гипогенитальный синдром, гематогенно-диссеминированный и генерализованный туберкулез и «блокадная гипертония» дополняли мрачную картину.

Я помню, как наш незабвенный преподаватель, профессор А.С.Луняков спросил однажды на занятии: «В чем особенность блокадной гипертонии?» Мы, естественно, не знали. «Гипертрофия миокарда не развивалась», - ответил наш начитанный учитель. Неоткуда было сердечной мышце черпать ресурсы для гипертрофии. «Ленинградская гипертония» была выявлена у 50% больных в возрасте 40-49 лет, у более старших - в 70% случаев, у молодых в 10-47% (в мирное время – 4-7%). У 20% болезнь приняла стойкую форму. Летальность от гипертонии на пике госпитализации достигала 40-50% к общему числу умерших. Больные погибали (наш профессор был прав!) от недостаточности атрофичного сердца…

О многом говорили тогда врачи, кроме одного - ужасающих цифрах смертности населения Ленинграда. Эти сведения шли в рубрике «Совершенно секретно». В начале 1942 года была арестована одна из участковых врачей, которая, по материалам следствия, «имея конкретные данные о заболеваемости и смертности от голода, использовала их для антисоветской пропаганды». Бедолагу осудили на восемь лет…Раз в 5-14 дней начальник УНКВД по Ленинградской области, комиссар (генерал-лейтенант) государственной безопасности П.Н.Кубаткин отправлял спецсообщения о ситуации с продовольствием, голоде и преступлениях на почве голода и смертности в Ленинграде членам Военного Совета Ленинградского фронта (Говорову, Жданову и Кузнецову) и Л.П.Берии. Последнему он сообщал все гораздо подробнее, а кое о чем в донесениях ленинградскому начальству умалчивал совсем. А уж до народа эти сообщения никоим образом не должны были доходить…Но они, конечно, доходили. Когда людей, особенно детей, вывозили в эвакуацию, то они умирали по дороге (вдоль полотна железной дороги на Ярославль валялись трупы, которые выбрасывались из вагонов по дороге), или прибыв на конечный пункт...

В мае 1941 года в Ленинграде умерло 3873 человека, в октябре уже 6199, в ноябре 9183, за десять дней декабря - 9280! За двадцать пять декабрьских дней число умерших составило 52612 человек (на улицах ежедневно подбирали 160 тел умерших), в январе 1942 года - 777279.  В пригородном поселке Всеволожский, в декабре 1942 года, сотрудники НКВД обнаружили в домах 130 умерших, лежавших уже несколько дней, на улицах - 170, около 100 на кладбище, на улицах - 6. Город мертвых! Четвертый полк НКВД полностью переключился на рытье могил и захоронение умерших. К концу 1941 года дистрофия была уже у 90% ленинградцев. По подсчетам одного из исследователей при получении пищи с энергетической составляющей около 1300 ккал/сутки средний взрослый человек проживет не более месяца. Стало быть, население Ленинграда было обречено на поголовное вымирание, что соответствовало планам противника, хорошо осведомленного о ситуации в городе. Пожалуй, даже лучше наркома здравоохранения СССР Г. Митерева, который лишь в 1943 году, после приезда в Ленинград (по собственному признанию!), понял, что больных дистрофией надо не только кормить, но и лечить!

Общая смертность в феврале 1942 года оставалась крайне высокой - 96015 человек. И врачи ничего не могли сделать. Правда, количество умерших на улицах сокращалось: в марте-567 человек, апреле-262, мае-9. В марте количество умерших женщин впервые превысило число мужчин (большинство их вымерли раньше). Больничная летальность в первой половине 1942 года составляла в терапии – 20-25%, хирургии - 12%, инфекционная – 20 -25%, для больных дистрофией - 60-70%. Среди военнослужащих смертность была в 3-4 раза ниже, чем среди гражданского населения. Несомненно, что высокая госпитальная летальность «давила тяжким бременем и врачей, и сестер, и санитарок, при этом всем своим поведением больничный персонал должен был поддерживать у больных бодрость, чувство уверенности в близком лучшем будущем…». Официальная цифра умерших в Ленинграде в 1942 году – 528830 человек, включая 587 убийств и 318 суицидов.

…Едва ли не самым ярким и характерным субъективным признаком алиментарной дистрофии являлся «волчий голод». Это ощущение окрашивало все переживания больного. Возникла своеобразная «голодная психология», которая меняла  моральный облик больного алиментарной дистрофией. У части больных «волчий голод» становился преморбидом глубоких психических расстройств. Через все переживания больных в этих случаях проходила их неудовлетворенная потребность в еде. Герой «Блокадной книги», Юра Рябинкин написал на последних страницах своего дневника огромными буквами: «Хочу есть, Хочу есть, Хочу есть…Умираю…». Это и определяло все поступки больных. Даже у больных с сохранной психикой снижение неутолимого голода происходило в течение нескольких месяцев, и оставалась жадность к еде даже при восстановлении нормального пищевого режима (вспомните «Любовь к жизни» Д.Лондона). Для всего населения Ленинграда, кроме работников торговли и партийно-хозяйственного актива, сложившаяся обстановка создавала в качестве преобладающего аффекта депрессию, но В.Н..Мясищев в работе «Психические нарушения при алиментарной дистрофии в условиях блокады» писал, что на ранних стадиях болезни у больных отмечалась аффективная возбудимость. Они легко, по всякому ничтожному поводу и без него, вступали в конфликт с окружающими, были агрессивны, драчливы, неуступчивы, бранчливы, грубы в общении. Интеллектуальные интересы снижались, и все сводилось лишь к утолению голода. Снижалось внимание, память и способность к сосредоточению. Плаксивость, докучливость, постоянное недовольство окружающими, непрестанные жалобы и просительный тон являлись визитной карточкой подобных больных. При продолжении голодания появлялись безразличие и ареактивность в отношении окружающих людей и обстановки (при бомбежках и обстрелах больные не реагировали, сколь бы серьезной ни была угроза собственной жизни и жизни близких). Родственные чувства притуплялись, моральный уровень понижался, низшие инстинкты оголялись. Астенические состояния – «психоз истощения», психозы, вызванные пеллагрой,- такова, по В.Н.Мясищеву, динамика патологии.

И только позже, в 1944 году, их сменили, на фоне артериальной гипертонии психические расстройства, обусловленные ею. Особо выделялась наклонность к правонарушениям у дистрофичных больных! Иногда они носили патологический характер с чертами импульсивности и дементности, с утратой элементарного контроля за поведением (разгром хлебных ларьков, овладение чужими карточками и т.д.). Страшней ничего не придумать: взрослый дистрофик отнимает у дистрофика-ребенка карточки, обрекая того на голодную смерть! Все поступки у таких больных окрашены личным интересом – утолить голод любой ценой. Отсутствие чувства стыда, исчезновение нравственных «тормозов», совершенная потеря критики в отношении своего поведения, вида и состояния, полная утрата чувства брезгливости… Это было одной из причин широко распространения инфекционных болезней в Ленинграде. Одна из переживших блокаду, вспоминала, как в нетопленной квартире она месяц лежала рядом с телом умершей бабушки и «ничего особенного не испытывала».  Личность уплощалась, интересы сужались, волевой контроль утрачивался, действия становились импульсивными, высшие элементы психики подчинялись «подкорково-обусловленным элементарным влияниям». В тяжелых случаях развивались психозы истощения с галлюцинаторным синдромом, в котором доминировали добывание и приготовление еды и т.п. Но совсем особняком, на грани понимания, стояло явление, тщательно скрываемое долгие годы – каннибализм и трупоедство в блокадном Ленинграде.

…Поздней осенью 1941 года в одном из еще ходивших ленинградских трамваев был обнаружен мешок с обугленным человеческим черепом и костями, с которых были срезаны или обгрызены мышцы (?!). К этому времени, все уже столько ужасов видели, что паники не возникло, но никто и выводов не сделал. А уже в декабре П.Н. Кубаткин бесстрастно докладывал Берии о 9 случаях людоедства: «К.,1912 года, жена красноармейца, задушила свою младшую сестру в возрасте полутора лет. Труп употребила на приготовление пищи себе и троим своим детям. 27 ноября с.г. К., находившийся в 1939 и 1940 гг. на излечении в психиатрической больнице, убил своих дочерей в возрасте 7 лет и одного года. Часть трупа старшей дочери К. съел». Кстати, именно К., несмотря на явную психическую аномалию, был первым, расстрелянным за людоедство в Ленинграде, но далеко не последним! Через пять дней, рабочий завода им. К.Маркса, А., член ВКП (б) с 1918 г. и его сын Анатолий, 1925 г.р., совершили убийство временно проживающих у них на квартире, эвакуированных со станции Лахта, женщин П.и М. Убийство было совершено молотком, после чего А. и его сын разрубили трупы на части и спрятали в сарай.  Успели съесть только грудную клетку П. Не успели разобраться с семейкой людоедов, как некий Б., проживавший в одном из общежитий, убил жену, части тела варил и ел, давая сыну и племянницам и уверяя, что купил и зарезал собаку. Другой Б., 1911 года рождения в отсутствие жены убил топором двух сыновей в возрасте 4-х лет и 10 месяцев и младшего сына съел. Через два дня С., 1904 г.р., инженер кораблестроения, получил в морге Богословского кладбища труп неизвестной женщины, привез на квартиру, извлек сердце и печень, сварил и съел… К., отрубал у незахороненных трупов на кладбище ноги, варил и ел…Сорокадвухлетний рабочий С.А.М. и его 17-летний сын Н. убили двух соседей, расчленили, ели сами и выменивали на вино и папиросы «под видом конины»! У некоего К. дома сотрудники уголовного розыска нашли дома расчлененный труп, часть которого была уже пропущена через мясорубку…15-летний Д., в отсутствие родителей, убил топором 12-летнюю сестру и 4-летнего брата и, похитив карточки, попытался скрыться… 17 –летний П. из-за продуктов, ударом кулака убил отца, а 13-летний М. при распределении продуктов топором убил мать… На рынке в это время можно было купить 100 граммов хлеба за 30 руб., мясо - 200 руб. за кг (только надо было понять - чье оно?), картошку – 60 р. За  50 гр. чая просили 60 руб, а за плитку шоколада 130-160 руб. За карманные часы давали 1,5 кг хлеба, за дамское кроличье манто - 1 пуд картошки. В это же время у заведующего столовой Красногвардейского района было изъято 2 тонны хлеба,1230 кг мяса,1,5 центнера сахара (не может русский человек не украсть!). Заместитель управляющего Ленэнерго, его помощник, зам. Главного инженера и секретарь парторганизации, похитив талоны рабочих, присвоили около тонны продуктов (тогда не было еще оффшоров и бонусов у энергетиков, но все равно крали!). В больницах им. Нахимсона и Либкнехта ежедневно за счет больных питались 5-6 человек медицинского персонала, которые свои карточки не сдавали (где ты бескорыстная и прекрасная русская душа?). В госпитале №109 в декабре 1942 года было недодано больным около 50% продуктов (вот они советские медики!). В 10820 письмах, перлюстрированных чекистами, говорилось о том, что хорошо живут те, кто имеет отношение к распределению продуктов! Это были не единичные, а массовые случаи мародерства, если в одном письме из каждых 70 просмотренных говорилось о подобных фактах! Заведующий хлебным отделом И., член ВКП (б), работавший в магазине № 31, установил связь с карманным вором, который похищал в трамваях и очередях карточки, которые и отоваривались. У заведующей столовой Ф., члена ВКП (б) было изъято 20 кг продуктов. У другого - С. - 400 м мануфактуры, золотые часы, 6500 рублей и т.д.. Главный бухгалтер счетной конторы, кассир, инженер, управхозы…Директор столовой № 17 Г., член ВЛКСМ на продукты, похищенные из столовой, выменял подержанную автомашину, отремонтировал ее и рассчитывал после победы (чьей?) покататься. Не вышло, расстреляли.  Директор дома инвалидов №4 Ленгорсобеса Х. в ноябре-декабре 1941 года систематически похищал у безропотно умиравших инвалидов продукты. При аресте чекисты изъяли у него 194000 рублей, 600 м шелковых и шерстяных тканей, 60 литров водки, 30 кг какао, 350 пачек папирос и другие товары… Было выявлено несколько серьезных групп, в том числе и сотрудники фабрики ГОЗНАК, подделывавших  продовольственные карточки. Очевидно, что адекватного контроля за распределением продуктов власть обеспечить не смогла. За годы блокады у руководящих работников торговли и других организаций было изъято: 23317736 рублей, на 4081600 облигаций, на сумму 73420 золотых монет,767 кг серебра, 40846 долларов. А за два месяца от голода умерло 378 милиционеров. Но вернемся к «нашим» людоедам.

Сначала эти эпизоды воспринимались, если и с ужасом, но без паники. Но ближайшие события заставили составить специальную группу по борьбе с людоедством, в которую входили оперативники НКГБ, уголовного розыска, сотрудники отдела контрразведки Ленинградского фронта, бойцы «комсомольского полка охраны революционного порядка» и врачи-психиатры.  Да еще бы, «…с кладбищ началось массовое похищение частей разрубаемых тут же на месте трупов, причем особое пристрастие отмечалось к детским трупам. На кладбищах находили черепа, из которых были извлечены мозги, на Серафимовском кладбище находили покойников, от которых оставались только головы и ступни. Еврейское кладбище больше походило на мясобойню. Трупы похищались и использовались в пищу с улиц, с кладбищ, из квартир». В январе, когда только на улицах за десять дней умерли 1037 человек, а у работников торговли изъяли 192 тонны продуктов, чекитсы арестовали за людоедство 70 человек (фактов людоедства было 77) и после ускоренной судебной процедуры поставили к стенке 22 человека. Путем розыскных мероприятий чекисты обнаружили семью людоедов А.: мать и отец 37 лет и три дочурки 13,14 и 17 лет.  Старшая заманивала разных лиц на квартиру, мать с отцом – убивали и все вместе - ели…11 бедолаг- учеников школы ФЗУ №39 съели двух своих умерших одноклассников… Т. украл на кладбище труп подростка, часть съел, а остальное пытался выменять на хлеб, Член ВКП(б) с 1929 года, некий М. съел с семьей труп своей умершей матери...По мере  того как нарастал голод, росло и число людоедов: в феврале 1942 года в Ленинграде и окрестностях было за подобное арестовано 311 человек, а всего к этому моменту выловили 724 человек. Из них 45 умерли в тюрьме, главным образом «трупоеды», осудили 178, расстреляли 89. Только об отдельных эпизодах сообщали в газетах, дабы дух осажденных не подрывать, он и так не был оптимистичным. Но другие людоеды, газет, наверное, не читали: «…вахтер стадиона им. Ленина, Н., убила и съела четырех детей, П., 37 лет, член ВКП (б) с 1936 года и 45-летняя П. убили с целью употребления в пищу 62-летнюю врача больницы им. Куйбышева». Расчлененный труп нашли, обе сознались в убийстве, расстреляны. Дезертировавший из Красной Армии и носивший с целью маскировки женскую одежду Е.. вместе с подругой убил и съел четырех подростков…56-летняя Х. убила 4-х человек… Жена красноармейца убила соседского ребенка и съела на ужин вместе со своими детишками…Бабушка В., 69-лет, ножом убила внучку и вместе с ее братиком и мамой съели ее на ужин…В апреле-мае 1942 года Л,, 14 лет и ее мать, убили 5 девочек 3-14 лет и съели…Ели собственных и похищенных в моргах детей…Выявляли, наскоро судили, расстреливали: в конце февраля было арестовано 879, 554-осуждено,329-расстреляны, 53 человека приговорены к 10 годам (ни один до конца войны не дожил). Жены и мужья, соседи, трупы с кладбищ и кремационных печей - все употреблялось в пищу.... К весне 1942 года арестовано уже 1557 человек, 457-расстреляны,324 приговорены к 5-10 годам тюрьмы. В мае 1942 года органы НКВД раскрыли самое жуткое дело: на станции Парголово была арестована группа женщин-железнодорожниц из 6 человек, 1910-1921 г.р. В течение января-марта 1942 года они заманивали под видом обмена вещей на продукты людей на квартиру, убивали, расчленяли и употребляли в пищу. Вещи, деньги и продукты, найденные у убитых, делили между собой…Они «употребили» 13 человек и съели два трупа, украденных с кладбища. Всех расстреляли. Из 1965 человек, арестованных за трупо- и людоедство к ВМН приговорили 585 человек, к 5-10 годам- 668 человек. Во время следствия несколько десятков умерли в тюрьме, но вот всех ли подвергали судебно-психиатрической экспертизе, неизвестно. Интересен портрет «ленинградских людоедов»: чаще это были не очень образованные женщины!

После войны было признано, что в обстановке блокадного и, осаждавшегося врагом города, зимой 1941-42 гг. алиментарная дистрофия, стала, по сути дела, почти экспериментальной патологией. Человеческий организм был поставлен почти на грань возможных для него условий существования. Тем самым были созданы предпосылки для обнаружения и наблюдения в нем таких явлений или процессов, которые в обычных условиях жизни не возникают или не улавливаются. Эта печальная возможность наблюдать человека в крайних условиях его существования, позволила врачам увидеть «как бы в увеличенном или обнаженном виде ряд явлений общепатологического характера, представляющих большой теоретический интерес и большое практическое значение». За этим сухим, академическим определением остались 200 каннибалов (это только те, кого нашли, а те, кто избежал разоблачения и остался жив?), вернее степень их нормальности, ведь если бы не было блокады, они, наверняка, были бы законопослушными гражданами и «ударниками коммунистического труда»… 

Автор: Н. Ларинский,2003-2012 гг.

Ссылка на оригинал: http://uzrf.ru/publications/publicistika/Niikolay_Larinskiy_Deti_nashi_ne_poveryat_chto_mi_perejili_v_Leningrade/