«АДЪЮТАНТ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА — ДУХА»
Беседа с художественным
руководителем Малого театра
ЮРИЕМ МЕФОДЬЕВИЧЕМ
СОЛОМИНЫМ
Мы публикуем диалог с
уникальной личностью в истории театрального искусства – художественным
руководителем Малого театра, который возглавляет прославленный в мире
коллектив почти тридцать лет. Этот живой, пульсирующий гармонией
организм, снискал славу и известность на планете тем, что долгие годы
аккумулировал и отдавал миллионам зрителей энергию добра, сострадания,
человечности. Это единственный театр в России, являющийся членом
театрального Совета Европы, которому Указом президента России присвоен
статус национального достояния – как Большому театру, Третьяковской
галерее и Эрмитажу. Перечислить звания и регалии Юрия Мефодьевича
Соломина в этом материале нет возможности – они займут страницы. Беседа с
ним нередко выходила за рамки театрального искусства: мнение Мастера о
сиюминутном времени, об истории, педагогике, о театре, о событиях в
России и мире, думается, будет столь же интересно читателю, как
профессиональное дарование Ю.Соломина — первого среди равных, несущего
соотечественникам национальные, русские традиции в ХХ-ХI веках.
Евгений Чебалин.
Юрий Мефодьевич, мы живём в жестокое время для нашей страны, против
которой развязана третья мировая война. Эта жестокость наиболее
беспощадна и разрушительна для всей нашей культуры, в колбе которой
Запад выращивает сатанинскими усилиями человекообразного гомункулуса –
Хама безродного и бесстыдного. Ныне этот субъект нередко внедряется
и в театр – в качестве режиссёра. Основная страсть подобного
экземпляра, как у Папанова в «Адьютанте Его Превосходительства»; «изделать экскиримент»,
вознести себя, неповторимого и «элитного» над национальными традициями,
подогнать драматурга-классика под пошлятину и безвкусицу собственных
«измышлизмов», изгнать со сцены жизнь Духа и заменить его бешенством
вычурной формы и порномиазмами тела.
Вы и Ваш театр выситесь над этим
патологическим разгулом незыблемой колокольней, русским национальным
храмом, откуда разносится над Русью и Европой духовный перезвон
истинного искусства. Под этим явственно просматривается изначальная –
детская платформа: врожденная тяга к высокой культуре. Изысканный
режиссерский и актерский вкус, исповедуемая Вами глубинная,
классическая мировая культура могли зародиться и окрепнуть лишь в
детстве. Каким оно было – Ваше детство?
Юрий Соломин.
Приверженность и исповедальное служение культуре закладывается именно в
детстве. Я ходил в школу-сруб, который топился печкой. Чтобы начать
учебный процесс, учителям и ученикам нужно было заготовить дрова,
нагреть школу, разгрести сугробы, научиться азам какого-либо ремесла,
переделать массу необходимой работы, которая творилась совместно. Это
сближало, и это была та почва, на которой всходили ростки взаимного
уважения, любознательности, терпимости — на всю оставшуюся жизнь.
Помню и сохраняю сердечную привязанность к своей первой учительнице –
Наталье Павловне Большаковой, надеюсь — как и она ко мне. После
окончания школы она следила за мной , как и за остальными учениками:
писала мне письма, разбирала фильмы с моим участием и делала замечания.
Помнят и нежно относятся к ней и мои одноклассники. Жизнь разбросала
нас по разным городам, профессиям: полковник, врач, учёный, инженер,
артист. Но мы, собираясь, вспоминаем Наталью Павловну с не остывающим
теплом.
Е.Ч. Ваше детство протекало в Чите. Чем обогатил Вас этот Забайкальский город? Что запомнилось более всего?
 Ю.С.
Культурной жизнью. Массовым, каким-то неистовым поклонение культуре.
Мои родители были музыканты, так сказать — местного, забайкальского
розлива. В конце 20-х годов оба поступили в Ленинградскую
консерваторию, успешно учились в ней. Но мама заболела, почти утратила
слух, и они вынуждены были вернуться в Читу.
Вернувшись, родители посвятили свою
жизнь тому, без чего не могли жить – искусству. Благодаря им, я,
«выдергиваемый» ими с футбольного поля, смотрел и постепенно
очаровывался многими операми в театрах Читы и Улан_-Удэ,
Иркутска. Там работали театры, едва ли не лучшая оперетта в СССР. Мы
слушали приезжавшего на гастроли Вертинского, сопереживал актеру
Зубову, наезжавшему из Манчжурии, Каширскому, Муринскому, Загурскому. и
многим другим корифеям того времени.
Дома стояло пианино. Мама и отец
играли на нём. Отец, Мефодий Викторович, играл виртуозно на всех
струнных инструментах, организовал струнный оркестр. Мама Зинаида
Ананьевна, прекрасно пела. Оба преподавали музыку, вели музыкальные
кружки в городском Доме пионеров, Доме железнодорожников, Доме
народного творчества, который выпестовал отец. Эта была
самодеятельность, но высочайшего уровня. Достаточно сказать, что
воспитанники папы стали потом профессионалами: бас Лхасаран Линховоин
признан впоследствии лучшим в СССР исполнителем партии Кончака в « Князе
Игоре», а затем стал одним из лучших в стране директором оперного
театра в Бурятии. Виктор Кулешов — солист музыкального театра имени
Станиславского, Заслуженный артист. Впоследствии он руководил Казачьим
народным хором.
Е.Ч. Уникальное
время раскрепощенного народного Духа, которого, как государственный
приоритет, культивировала в стране Советская власть. Вы описали
культурную жизнь Забайкалья, а я тепло, с ностальгией помню
аналогичный, удивительно схожий процесс на другом конце СССР — в
Чечено-Ингушетии. Моё детство прошло в Чечен-Ауле. Но и там к нам
приезжали солисты филармонии, драматический театр им. Лермонтова и
симфонический оркестр из Грозного, а отцы и мамы моих друзей помогли
сколотить в ауле небольшой струнный оркестрик из шестиклашек. Мы давали
концерты в клубе, играли на торжествах, на свадьбах и на танцах в
клубе. Затем, во время учебы в институте, многие из студентов пели у
нас в операх знаменитого на весь Северный Кавказ Грозненского народного
оперного театра при Доме культуры им. Ленина – под управлением
блестящего худрука и педагога Виктора Анатольевича Соколова,
поставившего в театре около десяти опер. Мой сокурсник чеченец Ахмед
Гучигов был признан впоследствии на Кавказе лучшим исполнителем партии
Ленского в «Евгении Онегине». У нас почти год пел Онегина и Риголетто
прибывший из Баку выпускник Бакинской консерватории Муслим Магомаев,
который не сработался с руководством Бакинской филармонии. Солист оперы
бас Эдуард Стадниченко, закончив нефтяной институт, ушел из нефтяного
кадрового бомонда и всю остальную жизнь посвятил опере, был солистом
оперного театра Донецка. Во время службы в армии я был солистом и
концертмейстером в ансамбле песни и пляски Краснознамённой Каспийской
флотилии. Рая Кошелева, Эмма Орлова, Эдуард Эйдлер, выйдя из альма-матер
Соколова, тоже стали оперными певцами-профессионалами.
Ю.С. Процесс
поклонения культуре действительно плескался морем разливанным по всей
территории СССР. И у него были свои Прометеи- учителя. Этот феномен
Советского государства не забыт, бережно хранится в памяти у миллионов.
Не столь давно на гастролях в Ростове-на-Дону, на пресс-конференции ко
мне подошла женщина и сказала, что знает, помнит и любит моих
родителей, их музыкальное служение народу, назвала их имена отчества. Я
не смог сдержать слёз. Их душевный свет плеснул в меня из прошлого. Это
стало возможным, превратилось в повседневную реальность, благодаря
неисчерпаемой, генетически заложенной в славянстве тяге к гармонии и
нравственной чистоте. В них пульсировал врождённый талант творцов,
которым, в полной мере, обладали народные педагоги – ваш Соколов, мои
родители, мои педагоги и соратники в Щепкинском училище Игорь
Ильинский, Вера Пашенная, Михаил Царёв и тысячи им подобных. Их чтят и
помнят. Моя супруга, Ольга Николаевна, с которой мы вместе учились у
Пашенной, преподаватель Щепкинского училища, профессор, однажды
предложила: давай назовем наш курс именем Веры Николаевны Пашенной.
Назвали. Не так давно идем на выпускной экзамен четвертого курса им.
Веры Пашенной. Зашли в вестибюль с портретами наших великих учителей и
замерли: под портретом Пашенной свежие цветы — у нее день рождения.
Студенты знают её, чтят, преклоняются: память о ней жива.
В России лучшие в мире театральная,
вокальная, балетная, научная школы. Это стало неоспоримой реальностью
потому, что у нас были тогда совершенно другие, в отличие от
Европейских и мировых, взаимоотношения между учителем и учеником, во
многом напоминающие семейные. Это не заскорузлый, командорский диктат
мастера подмастерью.
У нас учитель не только и не столько
учил. Он, в первую очередь, воспитывал. Он вкладывал во вверенное ему
существо чувства и душу, он делился с ним своим мироощущением и
мировоззрением, обогащал подопечного своим взрослым опытом, тем самым
оберегал от невзгод и будущих потрясений. Вероятно, именно это
позволило выжить, сохранить миллионам свое достоинство, своё духовное
«я» в хаосе, который обрушила на нас перестройка.
Советская педагогическая школа –
уникальное мировое явление. Она воспитывала в своих подопечных
духовный «Русский мир», в котором одинаково комфортно чувствовали себя
197 национальностей в СССР, говорящих на 299 языках и наречиях.
Е.Ч. Русский мир — как мировоззренческая парадигма «Я — для мира».
Ю.С. Русский мир – это
полифония, симфония, которую веками творили наши предки, ковали
традиции в хлеборобстве и на ратном поле, где не было места выгоде,
гешефтмахерству и ростовщичеству. Её стержневая тема, основной лейтмотив
не «Выгодно-невыгодно», а «Справедливо-несправедливо».
Е.Ч. Вы говорите о деянии учителей в прошлом времени: «учили», «воспитывали», «вкладывали», «возводили». Это не случайно?
Ю.С. Не случайно.
Функционеры от образования изуродовали саму миссию учителя, приравняв её
к ремеслу банщика, массажиста, косметолога, обязанных ублажать тело на
ложе потребительской технократии и её примитивного ЕГЭ, а не
обогащать душу гармонией. Сколько я об этом говорил, взывал,
предостерегал, как актёр, режиссер, педагог. Мы ещё долго будем
ощущать катастрофические последствия этого ига.
Е.Ч. «Учитель… позволь пред именем твоим смиренно преклонить колени».
Не столь давно все мы пережили, можно сказать, явление нового министра
образования народу Ольги Юрьевны Васильевой. Явление сопровождалось
воплями либерал-образованцев из Ливановской компании после того, как
Васильева озвучила свое видение российского образования, свою
предстоящую миссию в нём. Ключевая фраза, стержень этой миссии: «Учитель, врач, священник – это не специальность. Это служение». Читать дальше »
|
