16:04 Трагедия хирурга Сергея Коломнина |
«Я не виноват, желал добра…»Говорят в публике, что хирурги режут больных без всяких волнений, режут спокойно и спокойно относятся к исходам своих операций. Если бы кто-нибудь влез когда-нибудь в душу хирурга, берущего на себя ответственность за все последующее, то этот человек нашел бы для себя нечто неожиданное. Вспоминаешь бессонные ночи, когда ворочаешься из стороны в сторону и все думаешь, все думаешь: как бы лучше сделать операцию, как бы не повредить? Кто из хирургов не испытывал во время операции величайшее напряжение, чувство боязни, чувство отчаяния за жизнь больного… В. А. Оппель Впервые о «несчастном Коломнине» я узнал лет сорок назад из «Записок врача» Вересаева, который писал, что в то время пресса, и не только медицинская, была переполнена «как правдой, так и ложью об этой ужасной катастрофе». Многие видные деятели отечественной медицины, включая С. П. Боткина, считали своим долгом высказаться по этому поводу. Сейчас эта история вновь приобрела актуальность в связи с дискуссией — впрочем, надуманной. Доморощенные теоретики пытаются нам доказать, что индивидуальный опыт врача выше всякой доказательной медицины. Но вот как раз С. П. Коломнин за такой «индивидуальный опыт» и поплатился жизнью, хотя был опытным хирургом и новатором в медицине. Эмпирия остается эмпирией и всегда непредсказуема и опасна… Вкратце суть дела такова. Во время амбулаторного приема в конце октября 1886 года к ординатору С. П. Боткина обратилась некая г-жа Шенявская, молодая женщина, жена офицера, приехавшая в Петербург издалека. После осмотра ее направили к профессору ВМА известному хирургу С. П. Коломнину. При осмотре он обнаружил у больной «туберкулезную (по его мнению — Н.Л.) язву прямой кишки величиной с пол‑ладони» и рекомендовал оперативное лечение, которого и добивалась исстрадавшаяся больная. Учитывая, что пациентка была «слабого телосложения, болезненная и нервная» (видимо, и «с прибабахом», поскольку дважды пыталась отравиться фосфором!), Коломнин решил не прибегать к наркозу эфиром или хлороформом (методика применения которых, хотя и примитивная, но уже существовала), а оперировать под местной анестезией кокаином, тогда еще только входившим в медицинскую практику. Собственного опыта у Коломнина не было, а согласно данным европейских хирургов дозы кокаина при анестезии могли быть довольно значительными: 80-96 гран в мочевой пузырь и 48 гран в прямую кишку. Напомню, что 1 гран = 62,5 мг. С. П. Коломнин внимательно ознакомился с доступной литературой и проконсультировался с профессором фармакологии ВМА Петром Петровичем Сущинским (1842–1907). Последний считал допустимой дозу в два грана (?!), хотя незадолго до этого французский хирург А. Делляфос (A. Dellafouse) применил в аналогичном случае 48 гран кокаина «без дурных последствий». Тем не менее «Коломнин был осторожен — в его присутствии ассистент ввел шприцом (в виде клизмы) 5 % раствор кокаина в дозе 6 гран трижды. Но больная чувствовала боль, и было введено еще 6 гран (всего 24 грана = 1,5 грамма — Н. Л.). Анестезия, вероятно, не была полной — больная все время стонала. Было произведено выскабливание язвы и наложен тампон со стерильным маслом». Операция прошла как будто благополучно, хотя пульс у пациентки был учащен, ее перенесли в палату. Однако через 45 минут больная внезапно потеряла сознание, пульс стал слабеть, возникло диспноэ, появился цианоз лица и рук… Вызванный Коломнин«признал отравление кокаином». Все доступные тогда меры — искусственное дыхание (типа Сильвестра), фарадизация, эфир и мускус подкожное, аммиак внутривенно, трахеотомия и введение через трахеотомическую трубку кислорода и амилнитрита — эффекта не дали. Консультация П. П. Сущинского оказалась бесполезной, и спустя два часа больная погибла, так и не придя в себя… Вскрытие показало, что операция была произведена без дефектов, но прозектор обнаружил паренхиматозные изменения в печени, почках и селезенке больной. Диагноз туберкулеза, по словам С. П. Коломнина, не подтвердился… Винивший себя в смерти пациентки Коломнин через пять дней после трагедии застрелился… Все были поражены трагическим финалом и искали различные объяснения случившемуся, ведь если бы все хирурги так реагировали на смерть больного, то мир остался бы без врачей! Ответ, как мне кажется, лежал в личности С. П. Коломнина.
Личность Коломнина была сложной. По общему мнению, отличительной чертой хирурга была исключительная требовательность, доходящая до жестокости к самому себе. Он постоянно анализировал свои действия и в случае обнаружения ошибок волновался и даже мучился. Каждая операция для него была подвигом, так много душевных сил он на нее тратил, убеждая себя в ее необходимости. Особенно тяжело ему было примириться с плохим исходом операции. Коломнин переживал едва ли не тяжелее, чем сам больной! Прямой, идеально чистый, благородный, не способный на интриги и закулисные действия, Коломнин высказывал свое мнение на конференциях академии прямо, невзирая на возможные последствия. Но были и другие суждения о нем: странный, сухой и холодный, крайне замкнутый и необщительный, нелюдим и оригинал, человек не от мира сего. По словам С. П. Боткина, в последние годы жизни Коломнин жил как отшельник. Но он сохранил способность тонко подмечать промахи и изрекать «неотразимые сарказмы». Близких друзей у Коломнина не было. «Сдержанный, холодный, насмешливый, самоуверенный, деспот, холодный эгоист, самодовольный чиновник, мелочно злой психопат», — таково мнение абсолютного большинства современников, знавших Коломнина близко… При этом вечные сомнения и мучения, лишенная счастья личная жизнь. Получается какой-то Гамлет: с одной стороны, умный, разносторонне развитый человек, благородный, великодушный, с другой — жутко впечатлительный по всяким пустякам, для него которого всякое проявление воли в отношении окружающих было крайне мучительным. И еще всегдашняя боязнь сделать дело не так, как оно должно быть сделано! …В полной мере натура Коломнина проявилась после злосчастной операции. Он считал, что причиной смерти пациентки была идиосинкразия к кокаину, который быстро всосался через огромную раневую поверхность. Однако при исследовании тканей трупа пациентки было установлено, что общее содержание кокаина было около 0,5 г, чего для отравления явно недостаточно. Несмотря на это, Коломнин очень волновался, приходил к С. П. Боткину с грудой книг, на основании которых считал допустимым ввести ту дозу кокаина, которую использовал. Говоря об этом, он не раз начинал плакать. Но, говоря о смерти пациентки, Коломнин всячески обходил вопрос об операции, и Боткин поэтому считал, что «голова его была не вполне ясна». Доводы Боткина о том, что это трагическая случайность, возможная у любого хирурга, не действовали — Коломнин упорно твердил, что, хотя и не виноват, именно он убил больную (?!). В течение пяти дней у Коломнина была выраженная депрессия: он отказывался от еды, не мог спать. Затем он написал четыре записки — в конференцию ВМА и родственникам. В одной из записок говорилось: «Я не виноват, желал добра…» После этого он застрелился… В чем все-таки причина трагедии? У Коломнина, как почти у всякого хирурга, было свое «кладбище больных». В то время каждый третий госпитализированный покидал клинику ногами вперед. Каждая смерть вызывала у Коломнина тяжелую психологическую реакцию, с угрызениями совести и рефлексией, но работать он продолжал! По мнению психиатров, Коломнин, скорее всего, страдал психопатией тормозимого круга: он одновременно демонстрировал черты сенситивной и ананкастной (даже шизоидной!) личности. Повышенная восприимчивость к любым переживаниям, готовность винить себя во всем сочетались у него с педантичной, корректной, формальной манерой поведения, подчеркнутой исполнительностью, скрупулезностью и обостренным честолюбием. Любые малозначительные события переоценивались Коломниным до пределов мучительных нравственных проблем и переживаний. Навязчивые опасения, страх перед несчастьем, чувство вины и ответственности постоянно сопутствовали его профессиональной деятельности. При этом в обыденных обстоятельствах и в условиях привычного стереотипа деятельности, в которых ему не приходилось прибегать к выбору (лекции, любимые увлечения), он был сохранным и высокопродуктивным. Несмотря на робость, нерешительность, влечение к сомнениям в правильности своих действий и стремление к проверке и перепроверке себя, он был склонен к аффективным разрядкам, чем и заработал репутацию саркастичного и злоречивого человека. Множество неизжитых мелких и не мелких психотравмирующих ситуаций приводило к постоянной напряженности, внутреннему кипению. Последний эпизод стал для Коломнина сверхсильной, жизненно сверхактуальной, непереносимой для его личности ситуацией. На фоне психопатии развилась реактивная депрессия, закончившаяся суицидом. Любопытно, наблюдательный С. П. Боткин предположил, что примененный Коломниным препарат кокаина был с примесями, обусловившими токсический эффект. Хирург расплатился за чужую алчность… Однако тот же Боткин говорит о том, что Коломнин имел «нервную систему явно патологическую». «Больная душа», — пишет С. П. Боткин. Как бы то ни было, эта трагедия совершенно не девальвирует сверхщепетильное отношение С. П. Коломнина к больным… Николай Ларинский, 2002–2013
Ссылка на оригинал: http://uzrf.ru/publications/istoriya_i_bolezni/Nikolay-larinskiy-ya-ne-vinovat-jelal-dobra/ |
|